Рассказ онлайн о любви - "Истерика": автор Лена Катрич
Мир разделился на «до» и «после» и замер, выразительно демонстрируя судьбоносность происходящего. Я стояла у окна и пыталась сморгнуть совершенно фантастическую картинку: прямо над моим домом зависла грань между зимой и весной. Слева от меня бушевала снежная буря, низко висели свинцовые тучи, а справа – светило яркое солнце, таяли сосульки и пели птицы. Я переводила глаза слева направо в ожидании перемен – вот сейчас это должно смешаться в одну сумасшедшую круговерть и унести отсюда все, что наболело у природы за эту долгую холодную зиму. Но шли минуты, а ничего не происходило. Надо мной зависло безвременье. Природа всеми доступными ей методами демонстрировала мне, что это не просто атмосферное явление, а какое-то знамение. И оно явно должно было свидетельствовать о том, что я нахожусь где-то на грани между любовью и ненавистью, между добром и злом, между заурядным прошлым и прекрасным будущим.
Грядут перемены? Не думаю. В моей жизни все было обыденно, серо и банально, ничего экстраординарного. И сегодня все было как всегда. Я отвернулась от окна и почти шепотом произнесла:
– Хотела бы напомнить тебе, что ты мужчина.
Крик, который царил вот уже второй час в нашей квартире, резко оборвался на самой высокой ноте. Повисла пятисекундная пауза. Глаза моего гражданского мужа сделались стеклянными.
Казалось, он напряг все свои извилины и действительно пытается что-то вспомнить: «м» или «ж», «м» или все-таки «ж»? Еще через тридцать секунд я поняла, что мои надежды на восстановление у него памяти тщетны. После короткой паузы Евгений продолжил по-бабьи причитать.
– И все-таки «ж», – сделала экспертное заключение Скрипка, тяжело вздохнув.
Скрипка – это обычный музыкальный инструмент, с которым мы окончили консерваторию четыре года назад. Среди других скрипок она выделялась особой язвительностью, прекрасным музыкальным вкусом и умением разговаривать. Разумеется, слышала и понимала ее я одна. У нас был одинаковый взгляд на мир и одна душа на двоих. Скрипка была гениальным музыкальным критиком и все вокруг, как и я, воспринимала исключительно под этим углом зрения.
Вот и сейчас она возлежала в белом кожаном кресле и с неприкрытой брезгливостью взирала на моего будущего мужа, кривила губки и ерничала:
– Красавец! Сегодняшнее выступление намного сильнее вчерашнего. Только я бы на твоем месте купила ему новое концертное белье. В этом он выступает уже который месяц.
Я не шелохнулась. Меня эти истерики уже давно не только не выводили из равновесия, но даже убаюкивали. Вместо того чтобы страдать и плакать, как это делает большинство женщин в подобных обстоятельствах, я релаксировала. У меня даже не учащалось сердцебиение. Кстати, не мешало бы вспомнить, из-за чего начался скандал. Если он сейчас задаст какой-нибудь вопрос по теме, будет очень неловко. Как всегда, я отключаюсь на второй минуте, не успев вникнуть в суть претензий. Скрипка же держит ситуацию на контроле до конца.
– До вашей свадьбы осталось два месяца? Предлагаю пригласить на просмотр твоих подруг. Устроим показательный праздничный скандал. – Скрипка не уставала источать яд, комментируя происходящее голосом театрального режиссера.
С первого дня нашего знакомства с Евгением моя любимица, обычно доброжелательная и лояльная к окружающим, исходила желчью в его адрес. Вначале мне казалось, что это банальная ревность. Но потом поняла, что свой сарказм Скрипка оттачивает только на одном объекте. Когда же в консерватории встречался понравившийся ей скрипач или виолончелист, горячо дыша мне в ухо, шептала:
– Проведи по губам мизинчиком и накрути прядь волос на пальчик. Смотри ему в глаза! Дольше смотри! Дольше! Да не отводи же глаз!
Для того чтобы давать подобные рекомендации, она в совершенстве овладела искусством соблазнения и флирта. Перед выходом на улицу строго оценивала мой наряд, духи и макияж. По пять раз заставляла переодеваться, менять украшения и прически. Только убедившись, что мой внешний вид может мгновенно «парализовать» любого мужчину, разрешала выйти из дому. Ужасно злилась и переставала со мной разговаривать, когда, вместо того чтобы задержаться в кафе с каким-нибудь подающим надежды оперным дарованием, я бежала домой варить возлюбленному борщ.
Первые годы нашей совместной жизни Евгений пытался вовлечь меня в эти почти ежедневные конфликты, но потом его истерики стали вполне самодостаточными. Теперь моя реакция ему была совершенно не нужна, поэтому я давно свыклась с этим визгом, находя его даже несколько музыкальным.
Все это действо он умел окрасить в разные интонации, менял темп, ритм, громкость, вставлял непродолжительные, но, как ему казалось, значимые паузы. В процессе усовершенствования скандалов у него появились излюбленные приемы подчеркивания особенно важных слов. Так, слово «всегда» Евгений произносил с особым динамическим нажимом, а когда произносил фразу «Меня отец предупреждал», переходил на ультразвук.
Вот так уже пятый год я осуществляла сопровождение этих истерик и даже научилась классифицировать их на разные музыкальные жанры. Здесь угадывались тяжелый рок, попса, шансон и ритуальное шаманское пение. Напрочь отсутствовали только джаз и блюз. Этого бы я не вынесла, а Скрипка – не простила.
Но, в общем, вся эта музыкальная какофония в результате была похожа на самую дешевую оперетту в исполнении любительского театра при колбасной фабрике.
Скандалы были затяжными и с каждым разом все более походили на какое-то монументальное музыкальное произведение. К его исполнению Евгений подходил неформально. При угрозах голос его приобретал соответствующие обертоны, а при угрюмой подозрительности окрашивался шаляпинскими интонациями. Очень умело он чередовал повышение и понижение голоса, наделяя его бесконечно разнообразными оттенками. Слова чеканил или произносил мягко и вкрадчиво, цедил сквозь зубы или плевался ими. Под конец, выбиваясь из сил, интонировал все глуше и, наконец, обессиленно затухал.
– До апогея – минут двадцать. Глотнем коньячку? – Скрипке становилось скучно.
Предсказуемость происходящего доводила нас обеих до зевоты. Такое свинское отношение к его усердию Евгений сегодня явно не приветствовал. Уверена, что он предпочел бы битье посуды демонстрации откровенной скуки.
После долгих усилий над собой я все-таки сладенько зевнула. Это был очень опрометчивый шаг с моей стороны, так как практически сразу в этом грандиозном музыкальном произведении произошел перелом. Все пошло не по обычному сценарию. Глаза Евгения засверкали шальным огнем, волосы встали дыбом, грудь – колесом.
После обычных пробежек на кухню и обратно он начал мерить комнату большими шагами. Господи, и где он достал такие комнатные тапки, которые стучат, как сапоги на параде? А может, он ходил по магазинам и выбирал именно такие – на небольшом тяжелом кожаном каблучке, чтобы погромче? Когда ходьба из угла в угол ему поднадоела, он забежал в туалет и громко-громко зачиркал спичками. Предположительно извел штук десять, пока зажег сигарету. У меня вообще появилось подозрение, что он там набирает в рот дым, делает губы трубочкой и с силой выдыхает в щель двери. По его задумке, это должно придать сцене особый трагизм – все знают, что курит он крайне редко и только тогда, когда очень нервничает. Не дождавшись сострадания с моей стороны, муж вылетел из туалета и с грохотом хлопнул дверью. Потом пару минут фальцетом кричал что-то неразборчивое, долго кашлял, после чего подлетел к скрипке, схватил ее и с силой бросил снова в кресло.
– Ой, о-ё-ё-й! О-ё-ё-й! – заголосила Скрипка тоненьким голоском. Голосила явно не от боли – от унижения.
Я вынырнула из нирваны. Не произнося ни звука, прижала оскорбленную Скрипочку к груди, бросила в сумку кошелек со всеми своими сбережениями, дорогущий бюстгальтер, на который потратила половину своей немаленькой зарплаты, надела курточку, шапочку, перчатки. Так. Собралась. Кажется, все… Больше меня тут ничто не держит.
Напоследок я взглянула в окно. На небе не было ни единой тучки, ветер утих, а солнце улыбалось и показывало мне язык. Облака уже были далеко, унося за горизонт зимнюю стужу вместе с ложью, непониманием и разочарованиями.
И что, думаете, сейчас я буду рассказывать, как, спотыкаясь и умываясь слезами, бежала по зимним улицам в никуда? Отнюдь.
Я вышла из дому, глубоко вздохнула и улыбнулась. Благодарная Скрипочка обнимала меня за шею своими изящными ручками и виртуозно выдавливала из себя слезы, наивно рассчитывая на дополнительное сочувствие. После нескольких безуспешных попыток прижалась к моей груди всем тельцем и замолчала, боясь спугнуть удачу.
Меня всегда приводили в восторг мои подружки, которые, после случайного упоминания в разговоре слова «Париж» через несколько часов спокойно пили кофе неподалеку от Эйфелевой башни.
В аэропорт! – произнесла я убежденно после непродолжительных раздумий.
– И-е-е-е-с! Свобода! – выдала свое истинное настроение моя драгоценная притворщица.
Мы остановили такси и всю дорогу до аэропорта с удовольствием смеялись над шутками румяного добродушного таксиста.
И все-таки скандал меня немного вымотал. Когда мы сели в самолет, я сразу захотела спать. Пахло мандаринами и шоколадом, в наушниках звучал спокойный блюз.
Перед тем как заснуть, боковым зрением зафиксировала Скрипку, отчаянно флиртовавшую с Саксофоном, который лежал на коленях элегантно одетого молодого человека. Она использовала одновременно все свои знания об искусстве соблазнения, одновременно демонстрируя мне, что успеха можно добиться, даже не имея моих стройных ног и пышной груди. Скрипочка действительно обходилась минимумом средств. В ее резерве, например, не было блузки, на которой можно было бы расстегнуть пару пуговичек, не имела мини-юбки или туфелек на высоком каблучке. Зато в ее арсенале были манящая и чарующая улыбка, почти детская искренность и страстная любовь к музыке. Саксофон, тем не менее, уже пребывал в иллюзии, что это он обратил на нее внимание, смущался, краснел и глупо улыбался.
Я погрузилась в сон.
Проснулась от того, что Скрипка ерзала у меня на коленках и пыхтела от желания сообщить новость. Только я приоткрыла глаза, она крепко-крепко обвила меня ручками и зашептала в самое ухо:
– Они будут жить в нашей гостинице! Они тоже друг с другом разговаривают! Они тоже любят джаз и блюз! И главное – мы с Саксом полюбили друг друга, а ты нравишься Денису! Пока ты спала, он не сводил с тебя глаз!
Я помолчала, осмысливая услышанное, а затем неожиданно для самой себя… провела по губам мизинчиком, накрутила на пальчик прядь золотистых волос и выразительно посмотрела в глаза новому знакомому.
– Дольше смотри! Дольше! – волновалась Скрипка.
И когда окончательно убедилась, что красивый молодой музыкант уже попал в мои сети, добавила тихо и совершенно спокойно:
– Я люблю тебя. Теперь у нас все будет хо-ро-шо.
Лена Катрич
фото shutterstock
рассказ онлайн
